Александр Кнобель

Россия в 2014 году потеряла около 6 млрд долларов от нефтегазовых трансфертов странам–партнерам по Евразийскому союзу, добавив 6,5% к ВВП Беларуси. Получатели дешевых ресурсов — участники интеграции — Россию в части введения продуктового эмбарго не поддержали. Как складываются отношения внутри блока, кто станет новым членом Союза и какое направление развития на сегодняшний день самое перспективное, Журналу Стратегия рассказал Александр Кнобель. 

Александр Юрьевич, какие особенности сложились в Евразийском союзе?

Если взять торговлю Беларуси и Казахстана со всем миром, включая партнеров по Евразийскому союзу, и соотнести с торговлей внутри ЕАЭС, то она будет составлять 4–5% от общего объема торговли. У таких интеграционных объединений, как NAFTA, MERCOSUR или ACEAN этот показатель держится на уровне 30–40%. Меньший объем товарооборота между странами Евразийского союза связан со структурой торговли внутри блока. Поскольку основная часть экспорта — энергетические ресурсы, то такое количество газа и нефти, которое есть у России и Казахстана, реализовать внутри интеграционного объединения невозможно. Подобная ситуация характерна для таможенного союза стран Персидского залива. Важной чертой Евразийского союза является доминирование перераспределительного мотива отношений между участниками международной интеграции. Партнеры получают большой объем ресурсов за счет дешевой нефтегазовой торговли. Происходит это из-за низких, по сравнению с мировыми, цен. Страна– лидер с политической точки зрения расширяет сферу влияния, однако недополучает разницу цен с продаж внутри и вне Союза. Проявляется она по таким товарам, как нефть, нефтепродукты и газ. В 2013 году средняя цена за тонну нефти составляла около 800 долларов, экспортная — 400 долларов. В итоге Беларусь получает в свой бюджет маржу 400 долларов. Газ с 2012 года поставляется без пошлин, поэтому цена для страны составляет не 250–280 долларов за тысячу кубометров, а около 170 долларов. Армения с 2014 года начала покупать газ по цене 190 долларов за тысячу кубометров против 270 долларов годом ранее. В случае с Арменией это произошло за счет освобождения «Газпрома» от экспортной пошлины. Потери российской экономики от продажи газа по союзным ценам полностью переходят в госбюджет партнеров по Таможенному союзу. По совместным с Институтом экономической политики им. Е. Т. Гайдара расчетам, в 2012 году нефтегазовые трансферты составили 12 млрд долларов, в 2013 году — 9,3 млрд долларов, в 2014 — около 6 млрд долларов. Потери существенные.

Как России избежать этих потерь?

Если Беларусь является нетто-импортером нефти, то Казахстан добывает сырья на душу населения больше, чем Россия. Тем не менее до 2014 года Россия экспортировала в Казахстан около 8 млн тонн в год по ценам в два раза ниже мировых. Нам же Казахстан продавал менее 1 млн тонн в год. В этом году проблема была решена — мы перешли на своповые поставки. Сейчас это практически наша схема продажи нефти в Китай. Такая модель очень удобна технологически: нефть по трубопроводу поставляется из России на Павлодарский нефтехимический завод. Казахстан, в свою очередь, направляет нефть в Китай с месторождений, расположенных недалеко от границы. Таким образом, наши потери в трансфертах снизились с 9 до 6 млрд долларов. Беларусь до последнего времени компенсировала экспортные пошлины за нефтепродукты, продаваемые за пределы Таможенного союза, за счет чего в российский бюджет поступало 3-3,5 млрд долларов ежегодно. Однако с 2015 года компенсация полностью отменяется. Для Беларуси в 2012 году трансферты достигли уровня 14% внутреннего валового продукта, в 2014 — 6,5% ВВП. Если мы говорим, что во многих странах дефицит бюджета в 2% катастрофичен, то в России по бюджетным правилам не допускается дефицит и в 1% ВВП. На этом фоне показатель в 6–10% — очень большой. После отмены компенсации трансферт для ВВП Беларуси увеличится до 8%. На сокращение потерь повлияют изменения в законодательстве России, например, проведение налогового маневра. Он подразумевает изменение пропорции между налогом на добычу полезных ископаемых и экспортной пошлиной в сторону НДПИ в 2015–2017 годах. Главное — за счет налогового маневра уменьшится разница между внешней и внутренней ценой. С каждой тонной нефти, поставляемой в Беларусь, мы будем терять все меньше денег. С учетом отмены компенсации на нефтепродукты, которые продает страна, трансферт увеличится и составит 8,7% ВВП. Затем он будет уменьшаться за счет снижения экспортной пошлины, но к 2017 году придет к уровню 6,5% ВВП. Армения не будет уплачивать экспортные пошлины с газа и нефтепродуктов. Цена вопроса для нее – 1,5-2% ВВП ежегодно, что тоже весьма существенно.

На фоне убытка по нефтяным и газовым трансфертам какие выгоды от лидерства в Евразийском союзе преследует наша страна?

Евразийская интеграция необходима, но интересы страны должны лежать в плоскости снятия нетарифных барьеров. С 1992 года в СНГ не существовало тарифов в торговле между Россией, Казахстаном и Беларусью, поэтому создание Таможенного союза не подразумевало роста товарооборота через снижение тарифа. Мы начали внедрять стандарты к техническим регламентам Евразийского союза, но этого недостаточно. Поскольку в каждой из стран действуют свои органы санитарного надзора, по одним и тем же стандартам будут приниматься разные решения. Мы видим, что в Беларуси разрешена продажа продуктов десятков предприятий мясомолочной продукции, в России же они запрещены. Возникают торговые войны, которым не место в интеграционном объединении. Тем более, в экономическом союзе.

На Ваш взгляд, какие страны станут участниками Евразийского союза?

Кроме стран Средней Азии, других кандидатов я не вижу. Грузия ассоциирована с Евросоюзом, Туркменистан придерживается политики максимального неучастия в международных экономических интеграциях. Потенциальным участником видится Таджикистан, Киргизия присоединилась к ЕАЭС в конце 2014 года. Но с ней возникает проблема: до вступления страны в Таможенный союз тариф в отношении государств–партнеров по торговле был выше, чем у России и Беларуси. Стране пришлось серьезно поднять ставки, из–за чего возросла цена товаров из Китая, что ударило по казахским потребителям. Киргизия во многом живет за счет того, что граничит с Китаем. Пошлина на ввоз китайской продукции минимальна. При вступлении страны в ЕАЭС, Киргизия будет обязана повысить тариф, следовательно, возникнут потери, которые нужно компенсировать. Армении, например, для роста ставок предложили переходный период на десять лет, потери для государства будут возмещены российским газовым трансфертом.

Какие проблемы сегодня возникают между участникам Евразийского союза?

Яркий пример разногласий — российское продуктовое эмбарго на поставки продовольствия из стран ЕС, США, Канады, Норвегии и Австралии. Наложение запрета на определенные виды товаров вступает в разногласие с принципами Таможенного союза, единой таможенной территории, экономическим союзом. В ситуации, когда наша страна в одностороннем порядке проводит торговую политику, отличную от политики Казахстана и Беларуси, возникает проблема, при которой товары, попадая на территорию стран–партнеров по Евразийскому союзу, могут свободно перемещаться в пределах интеграционного объединения. Эмбарго должно быть наложено Таможенным союзом, но не отдельной страной. Решения о запрете принимаются консенсусом, а затем исполняются всеми участниками. Мы же не можем представить, что Краснодарский край объявил эмбарго на поставки продукции, а Ростовская область — нет. Сейчас Российская Федерация планирует ввести пошлины на товары из Украины, которая входит в зону свободной торговли Союза независимых государств. Беларусь и Казахстан этого определенно не сделают. Для контроля попадания украинской продукции в страну через Беларусь и Казахстан необходимо возводить таможенную границу с государствами, что означает уход от принципов таможенного союза. Таким образом, получается два несовместимых явления. Мы объявляем эмбарго, продукты попадают в Беларусь, Россия закрывает на это глаза — де–факто запрет не действует. Либо мы объявляем эмбарго и контролируем поставки через Беларусь за счет возведения таможенной границы, но тогда нужно отказываться от единой таможенной территории. Это странно выглядит на фоне объявления новой степени интеграции — экономического союза.

В каком направлении необходимо двигаться Евразийскому союзу для выстраивания продуктивных отношений со странами–партнерами и эффективного развития интеграции?

По договору о Евразийском союзе к 2025 году будет создан единый рынок нефти и газа. Реальность пока не соответствует планам. Эффективность работы интеграции повысится тогда, когда мы разберемся с налогообложением в нефтегазовом секторе, откажемся от экспортной пошлины и перейдем на НДПИ, тем самым сократим размер нефтегазовых трансфертов. Но все эти действия возможны только после принятия определенного политического решения. В этом случае мы уйдем от проблемы перераспределительного мотива в Евразийском союзе, одновременно лишив партнеров мотивации. Россия должна будет предложить странам–участникам другие преференции, которые лежат в плоскости снятия нетарифных ограничений: по санитарным мерам, техническому регулированию, субсидиям. Источниками роста конкурентоспособности ЕАЭС могут стать соглашения о свободной торговле с другими странами Евразии и АТР. Мы давно пытаемся ступить на этот путь. Интеграционная повестка стоит с 2011 года, но процесс тормозится многочисленными согласованиями переговорных позиций, которые могут занимать от трех до пяти лет.