Фантастический хоррор «Спутник» про пришельца в теле советского космонавта попал в августе в топ-пять американского iTunes, удивили своим размахом «Вратарь Галактики» и «Вторжение». И если к драматургической стороне есть вопросы, то картинка просто поражает. За вышеназванными проектами стоит множество студий визуальных эффектов, но ведущая роль, как правило, у Main Road Post. На ее счету также хиты «Легенда о Коловрате», «Притяжение», «Сталинград», «Особо опасен» и другие.
Своим уникальным опытом на форуме Russian Creativity Week поделился основатель и гендиректор Main Road Post Арман Яхин.
Как рождаются пришельцы
— Вы знаете, на самом деле я бы не хотел жаловаться, но вообще это адский труд. Это не то что ты где-то сел, вдохновился. Это поиск — много-много рисунков. Ты делаешь их, приносишь режиссеру, он говорит: «Нет, не работает». Например, в том же «Притяжении» у пришельца огромный костюм и мы несколько месяцев не могли найти этот образ, пока не увидели где-то подобное, купили концепт, переделали. Это все долгий поиск.
Иногда появляется сразу, иногда нет. Поэтому это вопрос скорее ремесла. Ты много-много ищешь, а потом — раз! — и находишь. Например, для нашего инопланетянина из фильма «Спутник» было сделано просто гигантское число набросков.
Каких-то особых секретов нет. Мышки, компьютеры — ничего такого. Разве что красные глаза. Потому что ты пялишься все время в экран, смотришь, у тебя не получается, ты переделываешь, смотришь опять.
Например, этот красивый кадр, где взрывается космическая тарелка. Он быстро промелькнул, а ведь это несколько месяцев изготовления. Чтобы получить результат в одной секунде кино, надо сделать 24 кадра, где каждый кадр может считаться часов пятнадцать. И это лишь одна версия. То есть ты посчитал сцену — «ага, что-то не то», снова посчитал. Поэтому над фильмом «Вторжение» по графике трудились пятьсот человек — если кто заметил, они указаны в титрах. И поэтому главный секрет заключается в железном заду и красных глазах.
Зачем Москву затопили
Как Собянин отнесся к тому, что мы затопили Москву во «Вторжении»? Я не знаю, мы ему не показывали. (Смеется.) Нам он не писал, не звонил.
Кадры из «Вторжения» с затоплением Москвы включили в свой шоурил производители программного пакета для трехмерной графики Houdini. Можно ли назвать это признанием на международном уровне? На самом деле признание у зарубежных коллег произошло еще со «Сталинградом» (2013). Когда мы его сделали, канадская компания Side Effects, которая производит софт, стала нас включать в шоурил. Потом было «Притяжение» и, собственно, «Вторжение».
Залили Москву в общем, да... Весь город мы создали в 3D. У нас ребята придумали такой движок, который смотрит на карту города — в OpenStreetMap, например, — выбирает оттуда районы и примерно населяет их домами, где мы можем регулировать их высоту.
Но еще раз: это лишь кажется, что это просто — нажал кнопку, и движок сам сделал. Нет. Компьютер без человека ничего не делает. Долгая работа была проведена, чтобы он дома собирал как дома, а не как сельдерей. В общем да, мы создали всю Москву. Теперь мы можем заливать ее хоть каждый день.
О преодолении негатива
В России, вы знаете, всегда такая очень странная ситуация. Наверное, я уже к ней привык, потому что много лет в кино. Отечественная аудитория в YouTube и так далее все время кричит, что у киношников не из того места руки растут. «Какую-то дрянь опять сделали», — говорят, причем все подряд.
А западная, иностранная аудитория нас уважает. В смысле результата — нам писали, хвалили. В этом смысле мы широко известны в узких кругах. Внутри всей мировой индустрии в общем все про нас знают, потому что есть какая-то ненормальная команда, тем более небольшая, которая делает классные штуки.
Грубо говоря, наши люди, которые пишут, в основном пишут негатив. Есть много людей, которым нравится, но они просто не говорят ничего. Иногда хочется сказать: «Ну похвали же ты!» Это сильно зависит часто от аудитории. Недавно я узнал, оказывается, в TikTok наши дети маленькие на самом деле сейчас совсем другого поколения, которое очень уважительное. Я очень надеюсь, что произойдет какой-то такой переход. Пока же недоверие к нашему кино просто огромное, к большому сожалению. Может, поэтому мы и рвемся вперед все время.
Режиссерские запросы
Ситуации бывают разные. Бывают некоторые конфликты с режиссерами, бывает — не получается. Безусловно, если ты работаешь с режиссером уже давно, то таких вещей минимум. Потому что вы друг друга более-менее поняли, есть доверие. С новыми — да, такое бывает. И конечно же, хочется иногда все бросить и сказать: «Все, больше не будем делать». Иногда репутация нам это позволяет, но мы слишком долго шли к этому.
Это, может быть, неправильная фраза — «Клиент всегда прав», но в ней есть важная вещь — все-таки это клиент, и ты обязан его понять. И если ты не хочешь его понять, ты, конечно, можешь скандалить, но это непрофессионально. В любом случае ты должен попытаться. Да, иногда тебе приходится делать что-то не твое, не близкое, но если тебе удалось это превратить в свое... это вопрос эмпатии, по сути. Просто встань на место режиссера, продюсера, попробуй понять, почему он это просит. Потому что это огромное количество разных людей.
У нас абсолютно исследовательская область. И я сейчас не знаю, открою ли тайну, но на любых серьезных больших проектах режиссер не знает, что нужно. Просто так устроена структура, что все бегут к нему с вопросом «Что делать?». Режиссер что-то пытается объяснить, но наша задача — помочь ему понять, что он хочет, а не требовать от него, что нужно в результате. Потому что он не может знать. Это исследование — мы не знаем.
Никому не нужен «Кинг Конг» 1933 года. Нужен новый проект. «Вот „Трансформеры“ видел? Вот не хочу так, а чтобы было где-то похоже...» Поэтому это нормально, потому что это исследование.
И в этом смысле мы прошли большую дорогу. Мы от людей, которые все время отказывались и говорили: «Мы не понимаем, скажите нам, что делать», пришли к пониманию, что мы, наоборот, говорим: «Что ты хочешь?» Имеется в виду эмоционально: «Вот тебе как? Работает, не работает?» И если он тебе говорит: «Что-то не работает», это не означает, что он плохой человек.
На самом деле это означает, что мы действительно делаем сейчас что-то уникальное. И это хороший маркер. Если вы знаете, что делать, значит, вы делаете что-то старое. Если вы не знаете — значит, делаете что-то уникальное. И если режиссер не может тебе объяснить, он говорит какими-то «высокими» словами, это означает, что ты должен ему в чем-то помочь. И это на самом деле важнейшая часть в такой работе.
Надо изживать страх ошибок
Я не знаю, как в других странах, но у нас огромная культура страха перед ошибками. Потому что нас учат бояться ошибаться. На самом деле это неправильное восприятие.
У нас в компании часто уходит прилично времени, чтобы человека отучить от этого, потому что ошибка — это не ошибка. Относиться к этой истории, когда у тебя что-то не получается, надо не как к проблеме, а как к процессу накопления знаний. И тогда перспектива чуть-чуть меняется на то, что ты делаешь.
Просто продолжай двигаться дальше. У нас такое часто бывает: сидит человек и уже просто бьется головой. «Пойдем, давай попробуем еще», — и ты потихонечку двигаешь, двигаешь, и самое главное — не отступать. В конце концов, что вы теряете? Ничего, по сути. И я продолжаю ошибаться, и ничего.
Пандемия прижала
Весной было тяжело: проекты одни закончились, другие не начались, кино вообще замерзло и нам было очень трудно, и мы чуть не упали как компания. И мы брались вообще за все.
Сейчас проекты потихонечку начали восстанавливаться, мы смогли перекинуться и поработали в рекламе, для одного музея что-то сделали, недавно запустили анимационный проект.
Коронакризис дал нам под дых очень сильно. Почему мы не делали другие форматы раньше? Потому что мы сидели на больших проектах. А пандемия выявила какие-то слабые места.
3D-графика XIX века
На самом деле визуальные эффекты сейчас есть практически в каждом фильме. Даже в небольших артхаусных проектах. Есть огромный блок работы, связанный с историческим кино, когда тебе нужно стереть всю рекламу на улицах, а чаще просто нарисовать полностью старый город.
Можно к нам зайти на сайт, и там все очень подробно по «Дуэлянту». С этим фильмом была любопытная история. Мы когда начали его делать, хотели снимать прямо у Казанского собора в Санкт-Петербурге. И когда туда приехали, выяснилось, что собор начали реставрировать и часть колонн стали белыми. Их чем-то покрасили, и пришлось переносить съемку. Мы сфотографировали весь собор, собрали все эти фактуры и вернули ему вид в 3D, который всем нравился.
В исторических фильмах графика — это всегда задние фоны. Заметная часть работы, очень простая и которая используется в кино давно, — замена неба. Например, ты выходишь и снимаешь в ясную погоду. А история драматическая, поэтому дорисовываются драматические облака. Это несложная работа, но ее довольно много. И обязательная история — стереть отовсюду кондиционеры, такое тоже бывает.
Игры или кино?
Угрожают ли компьютерные игры кино? Вы знаете, я ненавижу это слово — «угроза». Классные игрушки появились, в них крутые сюжеты, игры стали использовать драматургию сериалов или фильмов. Что плохого в этом? Если игры заменят кино, что не так? Это означает, что они такого качества, что всем стали интереснее. Если они вместе смешаются — наоборот, кайф.
Это не угроза, а скорее синергия. Это перерождение, новый этап. Игра The Last of Us Part II — это же хороший пример самой настоящей драматургии. Это не угроза захвата, а новый способ рассказывания крутых историй.
Мы давно мечтали об интерактивном кино. Вот, пожалуйста, сел за компьютер — и там интерактивное кино. Отличный сюжет: иногда страшно, иногда смешно, иногда драма. Ничего плохого в этом нет.
Если нас захватят игры, я не боюсь. Если докапываться до мелочей, то да — это разные медиа. Графика — это графика, у игр свои движки. Сейчас, например, начинает входить в индустрию виртуальный продакшен, когда съемочный процесс или какие-то фоны готовят с помощью игровых движков.
Начинается некая совместная синергия. Ты можешь уехать в снега, сидеть мерзнуть там, или же ты сделал все на игровом движке или в павильоне отснял снежную историю — и это дешевле, проще, и нужно мало народу.
Знаете, какая съемочная группа была у фильма «Король Лев»? Семнадцать человек. Там было несколько людей из ключевого состава и дальше техники, которые помогали, а потом постпродакшен.
Технологии нам помогают жить. А заменят ли они нам операторов? Да, если оператор не хочет пользоваться компьютерной графикой, то, скорее всего, заменят. Но какая разница, что ты ставишь — свою камеру или виртуальную? Законы те же самые.
Вы смотрели третью часть фильма «Планета обезьян»? Это потрясающее кино! Это драма, сыгранная обезьянами, человеческая драма. Но актеры все равно нужны, просто актер становится частью создания образа. Они сыграли, и это помогло аниматорам, которые посмотрели на их эмоции и затем их усилили. Это новый способ рассказывания. Никто не мешает взять камеру с актерами и снять драму на двоих. Просто идут новые этапы развития, новые технологии помогают нам рассказывать более интересные истории.
Догоним ли Голливуд?
Во-первых, что вы называете Голливудом? Голливуд — это планетарного масштаба кинематограф. В Голливуде работают люди со всего мира, деньги работают со всего мира. Поэтому все, что «не Голливуд», — все намного меньше. Любую страну возьмите. Шотландия — мало что происходит. Ирландия — ну что-то происходит. В Европе мало где кино большое снимают.
И это вообще неправильно — соревноваться с Голливудом. Потому что там как минимум больше денег. Там зарабатывают не на стране, где 2,5 тысячи кинотеатров, как в России, а работают на весь мир. Безусловно, разница в масштабах гигантская. Технологически да, мы как компания можем сделать маленький кусочек «Трансформеров» за то время, когда они сделают весь фильм. Там масштаб другой. Индустрия совсем иная.
У нас часто еще говорят: «Как же так? А наше кино, которое было тогда, в советские времена?» Нет, оно закончилось. Страна закончилась в один момент. И все, что происходит сейчас, — это абсолютно новое кино, это новые люди. Опыт передается, может, через актерское искусство.
В этом смысле мы, конечно же, намного слабее и не надо бы соревноваться. Но нам приходится, потому что у нас в этом смысле, грубо говоря, квот нет на зарубежное кино, поэтому все вы любите большое кино.
Вам абсолютно все равно, что фильм был сделан за $250–300 млн или за несчастные 10 млн рублей. И это понятно, потому что зритель платит одну цену за билет. И нам, конечно же, приходится соревноваться.
В этом смысле мы больше похожи на «голь на выдумку хитра». Мы, наверное, чуть более изобретательные, потому что вам все равно, как мы это делаем, а нам потом читать комментарии на YouTube.
Все стали требовательнее
У меня однажды просто травматический шок произошел. Один из моих любимых фильмов детства — «Кобра» с Сильвестром Сталлоне. Я был маленький, на мою открытую душу он зашел и мне очень нравился. Я недавно решил его пересмотреть. В жизни я больше не буду смотреть те фильмы, которые я любил в то время. Никогда. Потому что я такой испытал ужас. Любой сериал на НТВ сейчас выглядит рядом с ним просто шедевром.
Качество повышается, зритель стал насмотренный. Сейчас люди говорят: «Ой, сценарий плохой». Пятьдесят лет назад никто не знал, что такое сценарий вообще, кроме сценаристов. Сейчас все говорят об этом, много информации, все рассказывают о «трехактной структуре». Все экспертами стали. А ты сядь и сделай. Безусловно, это не очень-то довод с моей стороны — «сперва добейся» называется. Но это очень сложно, потому что мы все становимся умнее, насмотреннее.
Нас сейчас тяжело удивить, потому что мы рождаемся, открываем и смотрим YouTube и так далее. Вот у меня трое детей, которые в этом смысле более открытые и приветливые. Для моего семнадцатилетнего сына «Аватар» — это то, что сформирует его на всю жизнь, а для меня это была просто классная история.
Истории стали намного сложнее, но кинотеатр стал местом для блокбастеров, для развлечений. Туда не приходят интеллектуально себя замучить. Туда приходят усталые: ба-бах, классно, попкорн с детьми! Хочешь высоколобое кино? Гигантские возможности для этого в сериалах. Классная драматургия уехала туда.
У меня есть товарищ, который говорит: «Все, я кино перестал смотреть, я не могу — это кино не умное». Я говорю: «Его очень много. Просто ты не знаешь, куда смотреть». Кинотеатр перестал быть местом интеллектуального кино, но это не значит, что оно исчезло. Оно стало глубже, сложнее, и просто теперь ты смотришь его в онлайн-кинотеатрах.
Во время карантина я открыл для себя в Netflix то, о чем не знал, что такое вообще бывает. Недавно я посмотрел сериал израильский, называется «Фауда». Это совершенно шикарная история. Больше стало возможностей найти подобное.
Знаете, есть такая штука — эффект Даннинга — Крюгера. Это когда человек с невысоким уровнем компетенций думает, что он разбирается в предмете. На самом деле нет. На самом деле те же голливудские фильмы, которые считаются крутыми по спецэффектам, решают очень тяжелую задачу. Потому что у них очень большой бюджет и им нужно отбить его. Чтобы отбиться во всем мире, ты должен сделать историю, понятную и нам с вами, и в Новой Зеландии, и в Китае. А у нас у всех абсолютно разный взгляд на мир. А ты должен историю передать, которая будет понятна всем.
«Вторжение» и «Вратарь Галактики» стоили около миллиарда рублей. Это вообще в СМИ сейчас любимая цифра — «миллиард». Слушайте, это столько же, сколько стоит одна серия сериала «Мандалорец» от Disney. Столько же, сколько одна серия «Утреннего шоу» от AppleTV, в котором почти нет графики. Это небольшой бюджет для огромного фильма.
Эффекты — не панацея
В каждом большом проекте мы все равно работаем как девелопер, мы разрабатываем концепцию, делаем большой кусок, потом еще собираем с разных студий. Над «Вратарем Галактики» даже с Южной Кореей поработали.
Мне на самом деле все равно, первые ли мы в России, если честно признаться. Наша задача — не лидировать здесь, наша задача — делать классные штуки, которые нам нравятся, которые нравятся на мировом уровне.
Еще хочу добавить, что немаловажно: мы всегда пытаемся сделать круто. Ни один режиссер не скажет в начале проекта: «Я хочу сделать скучное кино с плохим сценарием, зато с кучей спецэффектов». Ни один. Просто не получается иногда. Иногда что-то идет не так, это тяжелый исследовательский процесс.
Что касается сценария, есть потрясающая книжка, которая называется «История на миллион долларов». Все ее знают, автор — Роберт Макки. Это пособие, как писать классные истории. Но этот человек не написал ни одного хорошего сценария. И эти советы иногда работают, иногда нет. Это слишком исследовательская вещь. И еще да, бывает, в процессе люди плохо работают. Что-то забыли или халтурят.
Будущее в тумане
Если вдруг позвонит режиссер Дени Вильнёв и предложит сделать эффекты для продолжения «Дюны», но за меньшие деньги, чем в Голливуде, согласимся ли мы? Конечно! У нас есть такое конкурентное преимущество. Но дешевле — это не всегда хороший аргумент. Это индустрия, которая работает на доверии. Они лучше переплатят кому-то, зная, что им точно сделают как надо.
Пандемия ударила по всем, и все начинают экономить. И мы уже давно всем разослали свое «резюме».
Однако сейчас, на самом деле, вообще никто не знает, что делать. Ноль понимания. Но именно сейчас, я думаю, классное время, чтобы сделать что-то новое.
Вышел «Вратарь Галактики» — обрушился в прокате. «Довод» вышел, потенциальный мировой хит, — обрушился в прокате. Сейчас вообще неизвестно, что происходит. Никто не может прогнозировать, никто вообще ничего не понимает. И это на самом деле такое хорошее место — лес, который сгорел, и теперь можно его засаживать заново.
Подготовили Николай Алексеев, Михаил Туляков
Фото: Main Road Post