В поисках компромисса

По прогнозу Международного энергетического агентства, мировой спрос на нефть в 2018 году вырастет на 1,3 барреля в сутки. О будущем энергетики, актуальных тенденциях и технологическом прогрессе, который необходим России, рассказал Доминик Фаш, председатель Совета директоров Российского технологического фонда, бывший региональный директор Enel в России.

Российский технологический фонд нацелен на поиск, отбор и внедрение передовых технологий в энергетическую отрасль. С какими компаниями работает фонд, в каких направлениях?

Мы остановились на двух перспективных направлениях. Первое — это трубная энергетика (насосы, новая система бурения, управления). Второе — программное обеспечение для беспилотников, которое используется для безопасности. Есть компании, которые с помощью беспилотников хотят полностью поменять управление. К сожалению, все идет не так быстро. Число компаний, с которыми мы сотрудничаем, не превышает десятка. Первыми к нам пришли ребята из МФТИ. В основном работаем с русскими командами.

Какие тенденции в нефтегазовой отрасли будут актуальны в мире и России в ближайшие годы? 

Вряд ли кто-то сможет взять на себя ответственность делать заявления, из чего будет состоять энергетика, допустим, через четыре десятилетия. Например, когда Шарль де Голль решил, что Франция должна быть энергетически самостоятельной, страна пошла по пути атомной энергетики. Сегодня во Франции 70% электроэнергии вырабатывают атомные станции. Инвестируя в эту отрасль, мы прогнозировали на 45–50 лет вперед, поэтому вложили средства в 58 атомных станций. Если инвестировать в турбину, она должна работать от 20 до 40 лет. К сожалению, сегодня тенденции таковы, что энергетическая отрасль, добыча и транспортировка нефти сильно зависят от геополитики. Если мы посмотрим на карту мира и карту труб, станет очевидно, насколько энергетика влияет на международную ситуацию. Примеров много: Чечня, Украина, Арктика, Сирия, Америка. Проблема сохранения энергии требует стабильной политической ситуации и действий на международном уровне. Если решится вопрос сохранения энергии — решатся вопросы нестабильности и передачи возобновляемых источников энергии. Эти задачи должны стать приоритетными для европейского комьюнити. Сегодня мы далеки от этого, у Европы нет единой политики в этом направлении.

Согласно принятым в Европе правилам нужно закрывать половину угольных электростанций в Польше. Германия также продолжает использовать уголь, причем лигнит — худшее топливо для генерации. С одной стороны, Ангела Меркель заявляет, что в стране работают возобновляемые источники, закрыто около 20 атомных станций, тем не менее на 45–48% Германия живет на угле. Россия решила построить «Северный поток», «Южный поток», «Голубой поток» и «Голубой поток-2» в обход Украины. Но разве это выход? Только вместе мы сможем найти возможности для мирного урегулирования конфликта. Европа должна показать пример.

В мире созданы международные организации по борьбе с голодом, бедностью, болезнями, а по энергетике — ничего. Я надеюсь, Эммануэль Макрон предпримет попытки для этого. Я оптимист и верю в новое поколение политиков.

Какие возможности для индустрии энергетики открывают инновационные технологии?

Слепого доверия к науке, инновациям у меня нет. Однако победы будут. Через 50 лет энергия придет из космоса, появятся станции. С развитием технологий энергия не будет подчиняться вертикали власти, как это происходит сегодня во Франции и России. Энергия станет ничьей. Возможно, пройдет путь Интернета. Такой подход решит проблему развития Африки, где сегодня нет электричества. В энергетике необходимо повышать уровень технологий, чтобы развивать три перспективных направления — Арктику, Баженовскую свиту и старые месторождения.

Инновационные технологии помимо возможностей таят и определенные опасности. Развивая smart-технологии и цифровую энергетику, открываем двери для новых угроз. Недавно в Атланте произошло внезапное отключение электроснабжения и было отменено более 1 000 рейсов. Я боюсь, что в полной мере мы осознаем эту угрозу, когда произойдут первые теракты. Пока мы еще не знаем, что такое энергетический терроризм. Что особо важно: развивать индустрию мы должны сообща. Безусловно, каждый в своей области может заниматься разработками, однако мы выиграем 10–15 лет, если будем действовать вместе. Есть международные примеры. Во Франции на базе технологий, которые были заложены ВНИИНМ, Курчатовским институтом, развивается проект под названием ITER. Хотя у меня есть серьезные сомнения в коммерческом будущем ITER, это интересный эксперимент с включением научного подхода. Он представляет собой термоядерный реактор, основанный на технологии токамак. Финансирование идет со всего мира: вовлечены Америка, Франция, Испания, Россия, Китай. Уже вложено около 20 млрд долларов. Это половина французского бюджета на оборонную промышленность.

Какие проблемы препятствуют успешному развитию отрасли в стране и мире?

Одна из ключевых проблем как России, так и Европы в целом — нехватка квалифицированных инженеров нового поколения. Российская система образования нуждается в изменениях, требуются огромные вложения в науку и технологическое развитие на международном уровне. Я пытаюсь расширять партнерство, но это тяжело во время санкций. Один из моих любимых проектов — работа с Санкт-Петербургским горным университетом, в котором мы стараемся создать новые типы образования, в том числе цифровые. Горные институты традиционно занимают ключевую позицию в мире по уровню образования. Руководство российского университета привлекает к сотрудничеству иностранные компании под эгидой ЮНЕСКО, что позволяет обойти санкции. Сегодня, чтобы получить достойное образование и опыт, не обязательно ехать в Токио, Майами или Кремниевую долину, достаточно включить компьютер. Но воспитать квалифицированного специалиста мало, важно мотивировать его работать в стране. В России до сих пор крайне высокий уровень утечки кадров. Часто привожу пример: Сергей Брин — русский, но Google базируется в США. Нужно создать такую систему, чтобы следующий Брин, родившийся в России, остался в родной стране. В Кремниевой долине работают более 300 тысяч русскоязычных специалистов. 

Также болезненный вопрос для России — система трансфера технологий. В стране неплохой уровень науки, а связь между наукой, бизнесом и промышленностью отсутствует. Еще одна российская проблема в сфере энергетики — высокий уровень неплатежей. Россия не вышла из «перекрестка». Я считаю, убытки населения и бюджетников не стоит покрывать за счет потребителей с более высокими тарифами. Россия — единственная страна в мире, где для бытового потребителя киловатт стоит меньше, чем для промышленного. Эта реформа по разным социальным причинам не была доведена до конца, сейчас она висит в воздухе.

Остро стоит и проблема инвестирования в инновации, и суть ее заключается не только в «голландской болезни». Попытки диверсификации были, я даже участвовал в этом и говорил, что деньги, вложенные в «Сколково», не принесут результатов в том объеме, который ожидали власти. В России на инновации тратятся большие средства, однако инвестируют в основном государственные институты. К тому же в стране большие компании не имеют возможности или желания начинать новые проекты, разрабатывать новые технологии. При этом в мире инноваций новые продукты, технологии делаются не «слонами» — крупными компаниями, а «кроликами» — средними и малыми организациями. «Слоны» «кроликов» не видят или давят. В России не хватает малых и средних компаний. Это тормозит инновации. Во Франции ситуация иная. К примеру, создавая в 1970-х годах технопарк «София- Антиполис», мы стремились подготовить почву для инноваций, поэтому нам пришлось пригласить большие компании — L’OREAL, Dow Сhemical, Toyota. Но впоследствии инновации в технопарке продвигал именно малый бизнес, он создавал рабочие места и новые разработки. В «Софии-Антиполис» появляются новые компании — некоторые умирают, некоторые развиваются. Половина компаний из первой мировой двадцатки не существовала 15 лет назад. Также меняется специфика работы компаний-лидеров. Более года назад Total купила Saft, которая занимается производством литиевых аккумуляторов, и это не нефтяной бизнес. Илон Маск в Tesla строит новый гигантский завод по производству батарей. «Большие слоны» должны подумать в том числе о своей смерти. Я не исключаю, что в следующие 15–20 лет они прекратят свое существование и появятся новые игроки. Кроме того, в России остается проблема с монополией «Газпрома». Нигде в мире транспорт, производство и экспорт не находятся в руках одной компании. «Роснефть» производит все больше и больше газа, однако у ее руководства нет возможности продавать его напрямую. 

На опыт каких стран в энергетической сфере Россия могла бы опираться? 

Показателен пример США, там работают законы рынка. Это одна из редких стран, где разрешения на исследования и добычу принадлежат человеку, владеющему землей. Во Франции и России в этих вопросах без государства обойтись нельзя. Об этом мало говорят в мире, но ведь в этом заключается огромная разница, которая позволяет американцам активно заниматься предпринимательством. В течение последних десяти лет Штаты стали энергетически независимыми. Раньше все американские терминалы были сделаны так, чтобы ввозить газ, сегодня их функционал переформатирован на экспорт. Первый танкер летом приехал в Литву. В США поиск технического решения сделал их энергетическим производителем. Другая ситуация в Коста-Рике. Эта страна выбрала pura vida — путь умеренного развития без излишеств, свойственных западной цивилизации. Коста-Рика решила обойтись без угольной генерации. В стране не развито производство, поэтому власти занимаются биоэнергетикой — строят фермы из ветряков.

К решению климатических вопросов страны подходят по-разному. И конференция по климату в Париже, на которой участники обсудили цели, обязательства и проблемы этой сферы, задала правильный вектор. Китайцы ищут решение климатических проблем, понимая, что только так смогут сохранить свои темпы, а развивать производство «Китай как завод мира» — это тупик. Их идея — переход от Made in China к Create China.

Насколько охотно иностранные компании инвестируют в России?

В России сегодня не лучшая ситуация с инвестициями, в том числе в науку и новые технологии. Однако в Европе, в частности во Франции, остается уверенность в том, что у вас сохранится резервуар для новых технологий и людей. Необходимо создавать климат доверия, переговоров между Европой и Россией, чтобы это доверие сказывалось на инвестициях. И доверие к вам начинается с вашего доверия к самим себе. Каждый должен делать то, что он способен изменить в своей области. Мы можем снова перевести диалог в положительное русло в противовес санкциям, упрекам и постоянным конфликтам.